Шуламит Файрстоун: Пионер радикального феминизма и отражение её идей в Стамбульской конвенции

Шуламит Файрстоун (Shulamith Firestone, 1945–2012) была одной из ключевых фигур радикального феминизма второй половины XX века, которая своими революционными идеями бросила вызов не только гендерному неравенству, но и основам всей общественной структуры.

Канадка по происхождению американская радикальная активистка и писательница, родившаяся в Оттаве, но большую часть жизни проведшая в Нью-Йорке, Файрстоун стала символом «второй волны» феминистского движения, которое она помогла основать в 1968 году, создав группу «New York Radical Women».
Её главный труд — книга The Dialectic of Sex: The Case for Feminist Revolution (1970) — считается манифестом радикального феминизма, в котором она применила марксистскую диалектику для анализа угнетения женщин как биологически обусловленного феномена.

Жизнь Файрстоун была драматичной: после публикации книги она боролась с проблемами психического здоровья и всё больше изолировалась, скончавшись в своей нью-йоркской квартире в возрасте 67 лет в одиночестве.

Основные идеи Файрстоун: От биологии к революции

Феминизм Файрстоун отличался от либерального феминизма, который фокусируется на правах и равенстве в рамках системы, — она считала, что сама система, включая семью и репродукцию, является инструментом угнетения. Вдохновившись Карлом Марксом и Фридрихом Энгельсом, но заменив классовую борьбу на гендерную, теории Файрстоун основывались на утверждении, что подчинение женщин мужчинам возникло не только экономически или социально, но и биологически: беременность, роды и воспитание детей создают для женщин физическую и эмоциональную зависимость, которая поддерживает патриархат с древних времён.

Она писала: «Освобождение женщин невозможно без освобождения от биологии — от «естественной» роли матери». Её самые радикальные предложения были технологическими: Файрстоун призывала к искусственному воспроизводству (эктогенезу), при котором дети развивались бы вне тела матери, например, в искусственных матках, чтобы женщины полностью освободились от репродуктивной ноши. Это, по её мнению, уничтожило бы ненужный и порабощающий женщину институт семьи — как «домашнее рабство» — и позволило бы создать новое общество без гендерных ролей: дети воспитывались бы коллективно, без частной семьи.

Файрстоун критиковала также сексуальную революцию как неполную, поскольку она не уничтожает биологическое неравенство, и призывала к «гендерной революции», где технологии стали бы оружием освобождения.

Эти идеи повлияли на поздних мыслителей, таких как Джудит Батлер и трансгуманистских феминисток, но в то время они вызвали шок даже среди других феминисток — многие считали их слишком экстремистскими.

Отражение идей Файрстоун в Стамбульской конвенции:

Стамбульская конвенция (полное название — Конвенция Совета Европы о предотвращении и борьбе с насилием в отношении женщин и домашним насилием), принятая в 2011 году в Стамбуле, — это международный документ, который провозглашает фокус на предотвращении насилия в отношении женщин, защите жертв и наказании виновных. Она определяет насилие как «все акты физического, сексуального, психологического или экономического насилия, основанного на гендере, в отношении женщины потому, что она женщина, или которое непропорционально затрагивает женщин». Конвенция подчёркивает, что корни насилия кроются в патриархальных структурах и гендерных стереотипах, которые поддерживают подчинение женщин — это включает домашнее насилие, сексуальное насилие и сексуальные домогательства. Хотя прямых ссылок на Файрстоун в конвенции нет, критики, особенно консервативные и религиозные мыслители, связывают её идеологическую основу с историей радикального феминизма, включая идеи Файрстоун. Например, в анализе польской правозащитной организации Ordo Iuris конвенция характеризуется как «идеологический документ», основанный на принципах «второй и третьей волны» радикального феминизма. В нём Файрстоун упоминается как ключевая фигура, которая, вдохновившись марксизмом, идентифицировала роль матери и семью как источник угнетения женщин — именно это, по мнению критиков, отражено в статье 3.c конвенции, где «гендер» определяется как «социально конструируемые роли, поведение, действия и атрибуты, которые общество считает подходящими для женщин или мужчин». Это определение, отделяющее «гендер» от биологического пола, связывается с идеями Файрстоун и других радикалов (как Симона де Бовуар) о семье как «угрозе» и патриархате как источнике насилия.

Аналогичную теорию выдвинула и другая радикальная и скандальная феминистка — Андреа Дворкин, которая утверждает, что даже добровольный половой акт в семье всё равно является актом насилия над женщиной.

Критики утверждают, что конвенция, через рекомендации GREVIO (комитета по мониторингу конвенции), продвигает «гендерную идеологию», которая нацелена на трансформацию традиционной семьи и гендерных ролей — подобно призыву Файрстоун к уничтожению биологического неравенства. Например, конвенция побуждает государства просвещать общество против «гендерных стереотипов», которые поддерживают насилие, и запрещать «оправдывающие насилие» обычаи, включая семейный контекст. Это, по Ordo Iuris, поддерживает радикальный взгляд, что насилие — не только индивидуальная проблема, но и системная, укоренённая в патриархате, который Файрстоун анализировала как биосоциальный конструкт. Конвенция стала документом, поддерживаемым многими левыми и также ЛГБТК+ сообществами.

Идеи Файрстоун по-прежнему вдохновляют дискуссии о технологиях и гендере, например, об этике искусственного воспроизводства, но их радикальность делает её поляризующей фигурой. Фактически вся дискуссия о и вокруг Стамбульской конвенции в основном интерпретативна, но как составная часть механизма левых идей в мире, который принято называть тотальной глобализацией, разрушающей в мире границы между странами, навязывая дискуссии о устаревших границах, государственных символах — флагах или гимнах, нациях, религиях, культурном наследии, традиционной модели социального существования общества, в которой нет места семье, консервативным этическим нормам, где можно играть с гендерами, сексуализируя интересы детей уже в дошкольном возрасте, экспериментируя с ювенальной юстицией и отрицая даже такие священные понятия, как Мать и Отец. «Дух» радикального феминизма, которым охвачена в своём левом заблуждении потерянная Европа, пробудил и всё больше радикализирует противоположный фланг.

Наследие Файрстоун напоминает: феминизм — это не только громкие и скандальные попытки привлечь к себе внимание призывами изменить традиционный мир, поскольку они чаще всего являются революцией агрессивного разума. Вопрос, является ли это освобождающим или разрушительным, остаётся открытым для тех, кто не способен критически воспринимать безумные вызовы современного мира.