«Ёжик в тумане» — советский мультипликационный фильм, снятый Юрием Норштейном в 1975 году на студии «Союзмультфильм».

В основе произведения — одноимённая сказочная повесть Сергея Козлова, существенно переработанная во время написания сценария. Фильм рассказывает о Ёжике, который по дороге в гости к Медвежонку, заблудившись в тумане, попадает в загадочный мир, где обитают Филин, Улитка, Летучая мышь и белая Лошадь. В числе технических средств, использовавшихся Норштейном и оператором ленты Александром Жуковским, — применение ярусных декораций, благодаря которым был реализован «эффект тумана». Главного героя, как и весь фильм, нарисовала художник-мультипликатор Франческа Ярбусова. Музыкальный фон создал композитор Михаил Меерович. К озвучиванию были привлечены актёры Мария Виноградова (Ёжик), Вячеслав Невинный (Медвежонок), Алексей Баталов (авторский текст за кадром).

Исследователи отмечают, что на стилистику фильма оказали влияние культурные традиции разных стран и народов (в том числе театр и живопись Востока, произведения Пауля Клее, Андрея Рублёва, Юрия Васнецова). В ленте обнаруживаются отсылки к некоторым произведениям кинематографа. Фильм получил призы международных кинофестивалей в Тегеране, Хихоне, Чикаго, Мельбурне и других. В 1979 году создатели ленты Норштейн, Жуковский и Ярбусова стали лауреатами Государственной премии СССР в области литературы, искусства и архитектуры «за мультипликационные фильмы „Лиса и заяц“ (1973), „Цапля и журавль“ (1974), „Ёжик в тумане“ (1975)». В 2003 году на Международном анимационном фестивале «Лапута» в Японии по результатам опроса 140 кинокритиков и мультипликаторов разных стран «Ёжик в тумане» был признан лучшим мультфильмом всех времён.

В Латвии открыта сеть ресторанов "Ёжик в тумане".

История создания

Самый главный мой персонаж — Ёжик. К Ёжику присоединился Медвежонок, затем Заяц, волки, совы и всякие другие персонажи. <…> Ёжика у меня в детстве не было, но так получилось, что в каком-то году, может быть, в 1959-м, он у меня появился. Вот с ним я и живу теперь.

Сергей Козлов

В 1974 году, когда Юрий Норштейн работал над мультфильмом «Цапля и журавль», ему позвонил писатель Сергей Козлов. Представившись, Козлов сообщил, что видел анимационную ленту «Лиса и заяц» и хотел бы предложить режиссёру свои сказки. Из нескольких десятков произведений, принесённых писателем, Норштейн выбрал «Ёжика в тумане» — сказочную повесть, герои которой разговаривают на языке «авангардистского абсурда», напоминающем диалоги детей в книге Корнея Чуковского «От двух до пяти»: «Как хорошо, что ты нашёлся, — сказал Медвежонок. — Я пришёл. — Ты представляешь, если бы тебя совсем не было? — Вот я и пришёл. — Где же ты был? — А меня не было».

По словам режиссёра, при первом чтении «Ёжика…» у него возникли ассоциации, не имевшие непосредственного отношения к тексту, — например, движущееся в тумане стадо мычащих коров, спины которых напоминали колышущуюся реку. Этот образ не вошёл в мультфильм, однако он стал «первым эхом», определившим стилистику будущей ленты: «Я просто почувствовал сказку пространственно. <…> Как будто где-то далеко, за тонкой амальгамой экрана есть такая сфера, откуда звук приходит сюда и превращается в изображение». Сама сказка, представляющая собой ряд сценок с диалогами и авторскими ремарками, на пути к экрану претерпела немало преобразований. В процессе работы менялись и литературный сценарий, написанный Козловым и Норштейном в «импрессионистской» манере, и режиссёрский сценарий с монтажными планами, зарисовками персонажей, композицией кадров. Так, изначально Норштейн подробно расписал сцену «У колодца», где из темноты проглядывали «брёвна, поросшие бархатистой плесенью», и слышался «шорох падающей земли», но при монтаже отказался от этих подробностей. Зато в фильм были включены такие детали, как сухой осенний лист и «жаркая пасть собаки», отсутствовавшие в авторской сказке. Образ «дышащей пасти», по признанию режиссёра, появился после чтения рассказа «Брут» Людвика Ашкенази.

Финал мультфильма не совпадает с изначальным замыслом режиссёра. В конце ленты Ёжик, добравшись до Медвежонка, слушает друга и думает о Лошади, образ которой периодически возникал перед ним во время странствий: «Как она там? Туман…» По замыслу Норштейна, своеобразным ответом на размышления и воспоминания героя в заключительной «сумрачной» сцене должно было прозвучать уханье Филина в колодец, тогда финал получился бы «выше, значительно выше». Однако при монтаже выяснилось, что метраж и экранное время несколько превышены, поэтому концовку пришлось удалить. Работа сопровождалась и проблемами технического характера: из-за того, что студия не выделила киногруппе съёмочный станок, создатели ленты самостоятельно изготовили и конструкцию для штатива, и напоминающие строительные леса деревянные «полати» (закреплённые тросами к потолку), с которых можно смотреть в кинокамеру. Как иронично заметил Норштейн, «наверное, всех режиссёров надо учить делать помосты, строгать доски, вбивать гвозди».

На заседании худсовета студии, где шло обсуждение «Ёжика…», Норштейна спросили, почему он выбрал для воплощения на экране столь «непритязательную» сказку. В качестве ответа режиссёр воспроизвёл первые строки «Божественной комедии» Данте: «Земную жизнь пройдя до половины, / Я очутился в сумрачном лесу». В день планируемой сдачи фильма выяснилось, что его создатели серьёзно отстали от графика: они отсняли только двадцать процентов того материала, что должен был войти в ленту. Тем не менее режиссёру разрешили завершить начатую работу и перейти к следующей — «Сказке сказок».

Я люблю фильмы, где нет каких-то эффектных историй, где мысль сама по себе прозаична, но под мыслью режиссёра она обретает глобальный характер. Тогда мы получаем то, что называется художественным произведением.

— Юрий Норштейн

Сюжет

Ёжик отправляется в гости к своему другу Медвежонку, чтобы пить чай с малиновым вареньем и считать звёзды. Дорога, по которой движется герой, проходит через пустынные поля и лесные заросли. В предвечернем тумане мир кажется загадочным, и перед Ёжиком то и дело возникают диковинные образы. Среди них — Филин, заглядывающий вместе с путником в колодец; Улитка, внезапно превращающаяся в Слона; Летучая мышь, пугающая размахом крыльев; Собака, возвращающая герою утерянный узелок с вареньем. Особое впечатление на Ёжика производит белая Лошадь, размытый силуэт которой несколько раз появляется в дымке.

Сквозь туман периодически слышится голос Медвежонка, окликающего Ёжика. Торопясь на зов, герой падает в реку. Его спасителем становится таинственный «кто-то», доставивший путешественника до берега. Попав наконец в дом Медвежонка, Ёжик слушает друга, который рассказывает, что он уже раздул на крыльце самовар для вечернего чаепития, собрал можжевеловые веточки, «чтоб дымок был», придвинул поудобнее плетёные кресла: «Ведь кто же, кроме тебя, звёзды-то считать будет?».

В сущности, это история о фантазиях и страхах задумчивого и мечтательного ребёнка. <…> Огромный мир сгустился вокруг ёжика белым молоком, поглотив всё, что было знакомо. В конце концов, добравшись до своего друга-медвежонка, малыш сидит тихий и молчаливый, потрясённый своими страшными и волшебными переживаниями.

— Дина Годер

Работа художника

Художником-постановщиком фильма «Ёжик в тумане» была жена Норштейна — выпускница ВГИКа Франческа Ярбусова. Семейный союз, по словам режиссёра, не только помогает, но и мешает творчеству: «Она не поспевает за моей реактивностью, моей требовательностью, а мне кажется, что она ленится и не может довести себя до необходимого состояния». Ярбусова, в свою очередь, рассказывала, что, приступая к работе над «Ёжиком…», Норштейн планировал «между делом» снять незамысловатую сказку. Однако вместо предполагаемой лёгкости получился «суровый» эксперимент, в ходе которого многие технические приёмы использовались впервые. Так, в листья, нарисованные Ярбусовой, помещалась с помощью проектора вода, которая — ради достижения единой фактуры изображения — обрабатывалась штрихами.

Дольше всего художница работала над образом Ёжика. Уже были нарисованы другие персонажи, придуманы декорации, начались съёмки, а главный герой не получался — по замечанию Норштейна, на картинках постоянно появлялись не ёжики, а ежи. Понимание того, каким должен быть ключевой персонаж, возникло во время вечерней прогулки супругов, когда они увидели на улице женщину с ручным ёжиком. Вернувшись домой, Ярбусова нарисовала героя одной линией, и он сразу обрёл «внутреннюю ясность». Для того чтобы добиться «детской выразительности» образа, режиссёр привязал правую руку Франчески, и Ёжик был создан левой.

Некоторые исследователи обнаруживают в нарисованном Ёжике внешние черты драматурга Людмилы Петрушевской, написавшей вместе с Норштейном сценарий мультфильма «Сказка сказок». О возможном сходстве рассказывала в книге «Истории из моей собственной жизни» и сама Петрушевская, вспоминавшая, что в середине 1970-х годов режиссёр в телефонном разговоре «весьма церемонно» поинтересовался, не будет ли Людмила Стефановна против использования её профиля в образе главного героя. «Я тогда ответила, что раз вы уже брали (без спросу) мой нос для цапли, то берите и для ёжика». Тем не менее спустя десятилетия Норштейн утверждал, что никаких специальных отсылок к облику Петрушевской ни у него, ни у Ярбусовой не было, хотя в процессе поисков это могло проявиться «на бессознательном уровне».

В то же время ощущение «всемирности героя», отмечаемое зрителями (художник-мультипликатор Николай Серебряков назвал его «Божьим человеком»), связано, вероятно, с тем, что во время съёмок «Ёжика…» Норштейн и Ярбусова часто смотрели на икону Андрея Рублёва «Спас Вседержитель» («Звенигородский чин»). Как рассказывал впоследствии режиссёр, силуэт рублёвского Спаса в нём «просто живёт»: «Сам этот абрис невероятный, такой силы, такой динамики. <…> И даже когда мы делали „Ёжика в тумане“, я художнику Франческе Ярбусовой говорил про рублёвский „Спас“».

Оценивая творчество Франчески Ярбусовой, искусствовед Сергей Асенин обращал внимание на способность художника наделять мультипликационных зверей человеческими качествами — эта особая «тональность антропоморфизма» позволяет по глазам, движениям, манерам животных угадывать их характеры. Художник-мультипликатор Лана Азарх отмечала, что именно Ярбусова «создала зримый мир Юриных картин»

Влияние культуры Восточной Азии В число основных технических находок, определяющих стилистику «Ёжика…», входит использование ярусных декораций, которые были созданы Норштейном и Жуковским в традициях древнекитайского марионеточного театра. Благодаря этой технологии, объединяющей кукольную анимацию с перекладкой, выстраивается глубина изображения. При этом зритель, глядя на экран, вряд ли сможет определить, каково реальное расстояние от ближнего плана до дальнего, поскольку оно, по словам Михаила Ямпольского, «одновременно и бесконечно, и минимально». Подобная перспектива крайне редко встречается в европейском изобразительном искусстве (как исключение — некоторые картины мастеров ведуты), однако является нормой для классической живописи Японии и Китая. Для художников этих стран масштаб измерения был условностью, и пространственная глубина в их работах формировалась за счёт «причудливой игры линий и цвета». В этих пейзажах, основанных на «ярусном» восприятии глубины, на переднем плане порой изображались дерево и человек, а вдали — на «неопределённо большом» расстоянии — возникали окутанные туманом горы. Подобным образом решались художественные задачи и в фильме «Ёжик в тумане», считал Ямпольский.

Важную роль в китайском искусстве играл туман, с помощью которого художники отражали не «статичный момент», а неуловимость бытия, его текучесть, возникновение и исчезновение. Для передачи его движения, согласно доктрине поэта Су Ши, художнику надлежало противопоставить постоянные элементы мира (человек, дом, птица, вещь) — изменчивым (туман, ручей, дерево, бамбук). Норштейн, стремясь оживить анимационную живопись, насытил «пространство» фильма тем же туманом, что стелется над реками или летит между скал в пейзажах Ма Юаня и Го Си. Почти зримая «молочная пелена» сначала была включена режиссёром в ленту «Цапля и журавль», а позже стала основным художественным образом в истории про заблудившегося Ёжика.

В этом же фильме есть один очень эффектный момент, когда ёжик протягивает в туман лапу и она начинает медленно расплываться в дымке. Здесь игра пространства зримо переходит в игру появлений-исчезновений мира, отражается на самом характере реальности. Чем глубже тонет предмет в молоке, тем быстрее теряет он форму.

— Михаил Ямпольский

Столь же текучей материей для представителей классической восточной живописи была вода, в движении которой поэт Ван Вэй видел сочетание изменчивости и стабильности одновременно: «Когда пишут водопад, надо его так изобразить, чтобы он прерывался, но не был разорван». В «Ёжике…» оператор Жуковский снимал настоящую воду, которая позже вписывалась в нарисованные кадры. По мнению Ямпольского, это соединение — «серебристая рябь» и «монохромная гладь» — получилось в фильме не совсем органичным; тем не менее вода в ленте всё же выполняет (согласно теории Су Ши) функцию контраста по отношению к пейзажу с «постоянной формой». Кроме тумана и воды, к «дышащим», изменчивым элементам фильма относятся мерцающие огоньки, загадочные деревья, светлячки, с помощью которых герой пытается найти дорогу к дому Медвежонка. Им противостоят «носители чёткой формы» — звери и птицы, силуэты которых то растворяются в дымке, то возникают вновь. Объединение пластов происходит с помощью цвета. Начальные и финальные сцены мультфильма созданы в синей и золотистой гамме; центральная часть выдержана в светлых, почти белёсых тонах с «интенсивными вкраплениями».

Юрий Норштейн во время чтения лекций об искусстве анимации на Высших курсах сценаристов и режиссёров воспроизводил стихи восточных поэтов в качестве иллюстрации к отдельным тезисам. Так, рассказывая об изменчивости кадров в «Ёжике…», где реке противопоставлен статичный антураж, режиссёр цитировал строки японского поэта Мацуо Басё, дающие общее представление о том, как в фильме происходит постепенная смена картинки: «Срезан для крыши камыш. / На позабытые стебли / Сыплется мелкий снежок». Композиция кинокадра, по словам режиссёра, «возникает там, где есть точка, за которой мы внимательно следим».

Музыка

…поначалу у нас с ним были жуткие стычки. Он всё бегал и недоумевал, что за чудовище к нему пришло, и говорил мне: «Юра, как вы работаете?! Вы непрофессионально работаете». Я ему на первый раз принёс эскизы — для него это уже было странно. Я объяснял: «Понимаете, я вам принёс эскиз для того, чтобы вы поняли тональность музыки. Потому что дело не только в мелодии, но и в том, чтобы тональность просачивалась сквозь изображение, растворяясь в нём».

Юрий Норштейн о Михаиле Мееровиче

Музыка в фильме «Ёжик в тумане» звучит в общей сложности чуть более шести минут, но Михаил Меерович писал её в течение двух месяцев. Режиссёр, привлёкший композитора к участию в ленте ещё до съёмок, не ставил перед ним задачу сочинения «какой-нибудь мелодии». Работа над музыкальным фоном велась «на покадровом уровне», когда из мгновенной смены картинок складывались необходимые акустические фразы. Меерович видел предварительно созданную раскадровку, но писал не столько по ней, сколько по движениям героя на том или ином этапе. По словам Норштейна, «музыкальные куски очень строго держат на себе всю конструкцию», потому что все проходы героя были заранее выверены по метражу; импровизации во время съёмок были связаны только с паузами: «Конструкция состоит из разных тем, в которые погружается ёжик, — грозной, светлой, лирической, трагической… Я обозначал фрагменты, интонацию, а композитор писал».

Музыкальный фон в начале фильма совпадает с безмятежным состоянием героя, отправляющегося в гости. После первого появления силуэта белой Лошади возникает тема тумана, которая позже не раз повторится в фильме, но уже с другими оттенками. К примеру, эта тема сопровождает Ёжика во время спуска с горки, когда любознательный герой хочет выяснить: «Если лошадь ляжет спать, она захлебнётся в тумане?». Нагнетание звуками начинается после того, как на Ёжика падает сверху сухой осенний лист, — в этот момент резко вступают струнные инструменты. Грозные интонации в сцене с листом и пугающей героя Улиткой длятся недолго, однако в дальнейшем напряжение не снижается. Окружающий мир уже не кажется герою безопасным, и музыка передаёт перемены в его настроении: изначальное любопытство уступает место пониманию, что вокруг много таинственных вещей; затем Ёжик испытывает облегчение от осознания, что упавший лист не несёт в себе мистики; следом возникает первый страх, переходящий в ужас, когда фантазии героя смешиваются с реальностью.

Эпизод, в котором герой падает в реку и плывёт по течению, построен почти без музыки; лишь где-то далёким фоном звучит балалайка. В момент, когда «кто-то» (по сценарию — Рыба) предлагает тонущему путешественнику помощь, вновь возникает тема тумана, но на сей раз она более тревожна, чем в начальных кадрах. Чуть позже в неё добавляется «интонация ликования». Часть финальной сцены, во время которой Медвежонок рассказывает Ёжику о своём ожидании, построена почти без музыкального фона; лишь изредка в монолог взволнованного персонажа включаются короткие фрагменты музыкальных фраз. С закадровых слов «Медвежонок говорил, говорил…» вновь начинает звучать музыка — та самая, которая возникла во время первой встречи Ёжика с Лошадью.

О таких вещах я говорил Мееровичу, показывал фактуру, тончайшую амальгаму Пауля Клее, рисовал пластику: здесь звук как бы собран в одной точке, протыкает экран, а здесь движется по всему пространству экрана и, перекрывая его, соскальзывает потом в сторону, открывая что-то ещё. Вдруг нечто появляется из тумана и дотрагивается до Ёжика — штрих звуковой и графический совпадают.

— Юрий Норштейн

Озвучивание

«Ёжик в тумане» оказался единственной лентой в фильмографии Норштейна, в которую для озвучивания были приглашены сразу трое актёров (в картинах «Лиса и заяц», «Цапля и журавль», «Сказка сказок» запись за кадром осуществлялась одним артистом). Ёжика озвучивала Мария Виноградова, которую называли «талисманом „Союзмультфильма“», — её голосом говорили десятки анимационных персонажей. Во время съёмок «Ёжика в тумане» актрисе исполнилось пятьдесят три года. По воспоминаниям Виноградовой, озвучивание главного героя было тяжёлым, но интересным процессом, потому что человеку невозможно понять, как в живой природе могут говорить ёжики. После проведения проб и рассмотрения нескольких вариантов создателями ленты был выбран «некий полуголос — не очень активный», потому что герой — «весь в себе». Особые сложности возникли в сцене, где персонаж после встречи с Филином разводит руками и безадресно проговаривает слово «псих» — здесь нужно было сохранить баланс между наивностью и пугливостью героя и выбрать такую интонацию, чтобы произнесённая им реплика не звучала грубо.

Медвежонок говорит голосом Вячеслава Невинного, который и внешне был похож на своего героя. Запись была выбрана из множества дублей, перед каждым из которых актёр пробега́л значительное расстояние по тон-ателье студии, чтобы, запыхавшись, органично изобразить взволнованность и нервное напряжение. В роли рассказчика за кадром выступил Алексей Баталов — режиссёра устроили тембр его голоса и вкрадчивые интонации «сказочника».

Отзывы и рецензии

В первое время после выхода «Ёжика в тумане» аналитических материалов о фильме было в прессе сравнительно немного. Когда во второй половине 1970-х годов Норштейна, Ярбусову и Жуковского выдвинули на Государственную премию СССР за три мультфильма, включая «Ёжика…», выяснилось, что в комиссию по награждению необходимо представить как минимум две большие публикации. По свидетельству художника-мультипликатора Ланы Азарх, она обратилась к писательнице Ольге Чайковской. Та, посмотрев ленты Норштейна, в обзорной статье «Страна мечтателей» («Литературная газета», 1979, № 32) оценила «Ёжика…» как фильм с «графическим, живописным и психологическим богатством». Прослеживая путь героя сквозь туман, Чайковская подчеркнула, что главный персонаж фильма — «беззащитный, безмятежный» романтик, тогда как Медвежонок — это сгусток «буйной энергии». Несмотря на разницу в темпераментах («практик и мечтатель»), они тянутся друг к другу.

В дальнейшем количество откликов о «Ёжике…» стало расти. Так, профессор Марк Уайтхед, назвав ленту очаровательной и меланхоличной, при анализе сюжета обратил внимание, что путешествие, во время которого Ёжик испытал немало потрясений, не было по-настоящему опасным — скорее, это была игра его воображения. Так, Филин, по пятам следующий за героем, вовсе не стремился его напугать — гораздо больше его интересовало эхо в колодце. Летучая мышь практически не заметила Ёжика, а Собака выступила в роли доброго помощника. Медвежонок, хоть и журит своего друга за опоздание, на самом деле глубоко к нему привязан. Все персонажи фильма обладают человеческими чертами, но при этом сохраняют качества представителей животного мира, подчёркивал Уайтхед.

Директор кукольного объединения студии «Союзмультфильм» Иосиф Боярский, при котором велись съёмки «Ёжика…», писал в книге «Литературные коллажи», что фильм Норштейна, «полный тончайших психологических нюансов», рассказывает о таинствах бытия и «загадочности всего сущего».

По мнению драматурга Людмилы Петрушевской, «Ёжик в тумане» — это «национальный хит». Японский режиссёр-аниматор Хаяо Миядзяки назвал «Ёжика…» любимым мультфильмом. Режиссёр Алексей Герман отметил, что лента о герое, затерявшемся в тумане, — лучшее из того, что он «когда-либо видел в мультипликации»:

Были картины, где я смеялся, умилялся, а ощущения полёта и большого искусства этот человек добился тем, как собака выпустила язык или как ёжик плывёт на большой рыбе. И пока я жив, я эти кадры буду помнить. Потому что когда ёжик плывёт на большой рыбе, это вовсе не означает, что это про рыбу: это что-то про меня. И туман — это вовсе не то, что он задымил плёнку. Это тоже про меня. Это какие-то сны. И это — чудо.

— Алексей Герман

Над фильмом работали

• Автор сценария Сергей Козлов
• Художник-постановщик Франческа Ярбусова
• Оператор Александр Жуковский
• Композитор Михаил Меерович
• Звукооператор Борис Фильчиков
• Редактор Наталья Абрамова
• Монтажёр Надежда Трещёва

Роли озвучивали

• Вячеслав Невинный (Медвежонок),
• Мария Виноградова (Ёжик)
• От автора Алексей Баталов
• Режиссёр и мультипликатор Юрий Норштейн